Что такое фрейм в психологии. Теория реляционных фреймов: обзор полемики

«Я исхожу из того, что, оказываясь в какой бы то ни было ситуации, люди всегда задаются вопросом: «Что здесь происходит?». Не имеет значения, ставится ли этот вопрос явно (в случаях замешательства или сомнения) или возникает по умолчанию (в привычных ситуациях), ответ зависит от способа поведения в данной ситуации». Гофман И. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта. М.: Институт социологии РАН, 2004. С. 11 -12. Так, отвечая на вопрос «что здесь происходит?», мы используем ту или иную систему фреймов.

И. Гофман отвергает распространенное мнение, что повседневность не подлежит структурированию, поскольку взаимодействие носит стихийный характер. Для него любое социальное взаимодействие происходит по определенным правилам и в определенных рамках - это и есть «организация опыта» по Гофману. Поток социального взаимодействия может быть проанализирован не просто как состоящий из отдельных событий, но и «фреймированный», организованный в доступное изучение структуры. «Структура фрейма», в отличие от «ситуации», устойчива и не подвержена влиянию повседневных событий. Она аналогична правилам синтаксиса.

Обращение Гофмана к метафоре синтаксиса неслучайно. «Структуралистская революция», произошедшая в 60-70х гг. (во многом из- за стремительно развивающихся когнитивных наук), увлекла исследователей коммуникации идеей поиска «мета-кода», некой схемы упорядочивания взаимодействий, существующей независимо от содержания этих взаимодействий. В исследования искусственного интеллекта в тот же период приносит свои плоды идея изучения структур представления информации. См.: Вахштайн В. Социология повседневности: от «Практики» к «Фрейму» Ирвинг Гофман. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта. М. : институт социологии РАН, 2003 // Социологическое обозрение Том 5. № 1. 2006. С.69-74.

Предисловие к книге Гофмана «Представление себя другим в повседневной жизни». Это его первая книга, написанная в 1965 году. Из нее вышла теория фреймов. «Подход, развиваемый в данной работе, -- это подход театрального представления, а следующие из него принципы суть принципы драматургические. В ней рассматриваются способы, какими индивид в самых обычных рабочих ситуациях представляет себя и свою деятельность другим людям, способы, какими он направляет и контролирует формирование у них впечатлений о себе, а также образцы того, что ему можно и что нельзя делать во время представления себя перед ними». Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни / Пер. с англ. и вступ. статья А.Д. Ковалева. М.: Канон-Пресс-Ц, Кучково поле, 2000. С. 29-30.

Гофман И. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта. М.: Институт социологии РАН, 2004. С. 98.

Основной вопрос фрейм-анализа: как определение текущего социального взаимодействия участниками связано с внешними, наблюдаемыми характеристиками взаимодействия? Каждый, совершая целеполагающие действия фреймирует их определенным образом. Это делает взаимодействие непроблематичным. В случае если оно выпадает из собственного фрейма, возникает вопрос: «Что здесь происходит?». Тогда происходящее обычно подвергается коррекции, дабы сделать его вновь понятным. Именно наблюдатель «вырезает» событие, пользуясь некоторой схемой интерпретации, придает ему определенность. Поэтому событие не имеет длительности, так как смысл не может иметь протяженности во времени и пространстве.

Стоит задуматься, как человек различает абсолютно одинаковые физические действия. Люди почти наверняка отличат дружеское приветствие от сигнала водителю такси, или от жеста, отгоняющего насекомых. Эта способность связана с тем, что любое единичное событие является частью целого потока событий, каждый поток составной частью входит в особую систему фреймов. 2 За первичными или базовыми системами фреймов не скрывается никакая другая «настоящая» интерпретация - это и есть «настоящая реальность».

Когда человек распознает какое-либо конкретное событие, он вкладывает в свое восприятие одну или несколько систем фреймов или схем интерпретации, которые можно назвать первичными. Без этого события не имели бы никакого смысла.

Первичные системы фреймов различаются степенью своей организации. Одни содержат хорошо разработанную систему правил, тогда как большинство не имеют отчетливо выраженной формы и задают самое общее понимание. Однако это не мешает людям в бесконечном количестве единичных событий находить, воспринимать, «сшивать» вместе смыслом и присваивать наименования фреймам. Похоже, человек слабо осознает внутреннюю структуру фреймов, что не мешает пользоваться ими без каких- либо ограничений.Там же. С. 81.

Все первичные системы фреймов можно разделить на две большие группы: природные и социальные. К первым относятся ненаправленные, бесцельные, неодушевленные, неуправляемые - «чисто физические». Полностью неуправляемые события происходят только благодаря «естественным» факторам, без участия воли и цели.

Социальные фреймы противоположны природным, они обеспечивают фоновое понимание событий, в которых участвуют воля, целеполагание - деятельность, воплощением которой является человек. В такой деятельной силе нет неумолимости природного закона, с ней можно договориться или противостоять. Действие подчиняет того, кто его производит социальной оценке действия, опирающейся на различную мотивацию: эффективность, осторожность, вкус и т. д. Поддерживается постоянный корректирующий контроль, особенно в тех случаях, когда действие кажется искаженным. Там же. С. 82.

Так как люди - это часть материального мира, то практически любое действие человека сопровождается событием из мира природы. Поэтому любой сегмент социально направленного действия можно отдельно интерпретировать на основе природной схемы. Отсюда и двоякое понимание целенаправленных действий. Во-первых, это манипуляция предметами естественного мира в соответствии с возможностями и ограничениями, Так например, в игре в шахматы происходит перемещение фигурок по доске. Во- вторых, происходит действие в специфическом мире, к которым относятся шахматные правила. Человеку легко различить пере-движение фигур и ходы, или неудачный ход, сделанный из-за плохой продуманности комбинаций, от сделанного невпопад, то есть хода, который не соответствует конкретным социальным стандартам выполнения физических действий. Там же. С. 84

Социолог О. И. Горяинова определяет первичную систему фреймов как культурные инварианты, устойчивые во времени базовые образцы опыта социальной группы. Они «...конституируют центральный элемент культуры... порождают образцы человеческого понимания...». Первичный фрейм соотносим с культурологическим понятием «культурная картина мира», поскольку он упорядочивает опыт группы в течение длительных временных промежутков.

Однако в центре внимания Гофмана оказались не первичные системы фреймов. Его куда больше увлекает способность к трансформации «настоящей реальности» в нечто пародийное, имеющее с той реальностью только внешние черты сходства. Эту трансформацию он называет переключением или транспонированием. Транспонироваться могут материальные объекты, эпизоды деятельности, сообщения и события. При этом транспортируемая деятельность лучше поддается дальнейшей транспонируемости. Гофман делает вполне постмодернистический вывод, что «суверенным бытием» обладает не субстанция, а отношение. «Бесценная авторская акварель, хранимая по соображениям безопасности в папке с репродукциями, оказывается в данном случае лишь репродукцией». Гофман И. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта. М.: Институт социологии РАН, 2004. С. 677. Этот вывод разрушает различие между системами первичных и вторичных фреймов.

На основе базовых образцов опыта происходит их трансформация, которая названа вторичной системой фреймов. Механизмом такой трансформации, является «ключ», т.е. набор правил, посредством которых один вид деятельности преобразуется или переключается в другой. «Ключ» (key) - это одно из центральных понятий в теории фреймов. Гофман соотносит его с набором конвенций, посредством которых определенная деятельность, уже осмысленная в какой-либо базовой системе фреймов, трансформируется в иной, с точки зрения участников, вид деятельности. Этот процесс можно назвать переключением или настройкой.

Системы фреймов не фиксированы как алгоритмы восприятия, а всегда находятся в процессе формирования, происходит постоянное «фреймирование» реальности. «Ключи» (keys) и «переключения» (keyings) фреймов - соотнесение воспринимаемого события с его идеальным смысловым образцом. Ключ обозначает тональность межличностного общения, переключения - его транспозиция из одной тональности в другую, а так же настройка распознавания ситуации. Для понимания реального мира нам нужно множество миров, которые мы создаем, используя «ключи». Все многообразие жизненных ситуаций представлено многообразием образцов ситуаций - переключениями.

Гофман оговаривает несколько важных замечаний для переключений. При переключении происходит систематическая транс-формация субъектов, действия, предметов, уже осмысленных в некоторой схеме интерпретации; если нет исходной схемы, то нечего переключать.

Между изображающими драку или играющими в шахматы гораздо больше общего, чем между теми, кто претворяется, что дерется и делает это по-настоящему. Поэтому переключение может лишь слегка трансформировать внешнюю форму деятельности, зато радикально изменит то, что происходит на самом деле. Следовательно, переключение играет принципиальную роль в определении того, что мы принимаем за реальность вообще. Там же. С. 106.

Для переключения первичных систем фреймов Гофман предлагает пять основных ключей: выдумка (make-believe), состязание (contest), церемониал (ceremonial), техническая переналадка (technical redoing) и пересадка (regrounding).

Выдумка - это имитация деятельности, развлечение без практического результата. Выдумывая, люди превращают серьезное в несерьезное, а так же создают вымышленные миры, поэтому формами выдумки являются игровое притворство (игра) и фантазии. Состязания преобразуют опасные, агрессивные виды деятельности в форму игры, где существуют правила «честного» состязания.

Церемониалы - это определенная разновидность социальных ритуалов, к которым относятся венчания, похороны, присвоения титулов и званий. Церемониал происходит по заранее разработанному сценарию. Посредством церемониала свершается событие, которое определяет их последующие отношения с непосредственным окружением и миром. Там же. С. 119. Происходит превращение человека в его будущую «роль».

При технической переналадке некоторые «отрезки» повседневной деятельности, взятые независимо от своего обычного контекста, могут получать выражение в формах, соответствующих утилитарным целям, тем самым они принципиально отличаются от подлинных представлений, где результат не имеет особого значения. Там же. С. 120. К технической переналадке относятся разного рода демонстрации, инсценировки, презентации и выставки.

Пересадка может оставлять деятельность без изменений, при этом кардинально поменяв ее мотивы. Таким образом, понятие «пересадка» зиждется на допущении о том, что одни мотивы удерживают исполнителя в круге обычной деятельности, тогда как другие, особенно устойчивые и институционализированные, выводят его за пределы привычного. Типичным примером пересадки является благотворительность королевских или аристократических особ. Выполняемая деятельность берется вне ее повседневного контекста, что как бы ее отчищает. Там же. С. 136.

Переключения и фабрикации разрушают фреймы и, соответственно, уверенность людей в правильности принятых ими определений реальности, но также они поддерживают воспроизводство социального опыта и картин мира. Преодоление неопределенности связывается Гофманом с процедурами крепления (anchoring) фреймов, или рутинизацией повседневного опыта. Нужны определенные гарантии, что заявленный смысл фрейма и его реальная подоплека практически совпадают. В действительности большая часть повседневных действий осуществляется почти механически, люди привычно опознают, что есть что и кто есть кто благодаря следующим «креплениям»: заключению в скобки (bracketing devices), ролям (roles), преемственности ресурса (resourse continuity), несвязанности (unconnectedness) и общепринятому представлению о человеке (what we are all like). Там же. С. 47.

Каждое последующее переключение создают как бы наслоения (lamination) одного фрейма на другой, при этом оставляя редуцированную часть предыдущей деятельности. При этом глубинный слой деятельности настолько увлекателен, что может всецело поглотить внимание участника. Кроме того, создаются внешние наслоения, образуют своего рода оболочку фрейма (the rim of the frame), которая маркирует реальный статус данного вида деятельности независимо от сложности ее внутреннего расслоения. У Деятельности, полностью определенной в терминах первичной системы фреймов оболочка полностью совпадает с ядром. А если человек ведет себя несерьезно, то он воспринимает деятельность, независимо от ее многослойности, в игровом ключе.

Итак, согласно логике теории фреймов человек анализирует весь проходящий перед его глазами поток событий, каждый раз отвечая для себя на вопрос: «что здесь происходит?». Ответ не заключается в самом действии, он находится в его контексте, поэтому происходящие событие может интерпретироваться как часть давно прошедшего, и быть неопределенно продолжительным во времени. Причина лежит в двух генеральных схемах интерпретации: природной и социальной, которая предполагает неслучайный характер, наличие воли, разума и цели. Поэтому фрейм гофмановском понимании - это и матрица возможных событий и схема интерпретации. Люди склонны корректировать свою деятельность согласно этой матрице и обрезать реальность (выделять второстепенные и игнорировать не соответствующие) согласно тому, какую схему интерпретации они применяют.

Фреймы могут трансформироваться, обретая новый смысл через ключи. Ключи - это набор правил, по которым происходят изменения. Любая переключенная или транспонированная деятельность обладает множеством наслоений, по которым можно определить, какие фреймы были изменены. Так с помощью фрейм-анализа в нашем исследовании мы сможем определить какие транспонированные виды деятельности стоят за фреймом благотворительности для Общества посещения бедных.

В последние годы увеличился интерес к когнитивному подходу в анализе речи. Когнитивный подход осуществляется в рамках когнитивной лингвистики - направления, в центре которого находится язык как общий когнитивный механизм (т.е. механизм познания), поскольку при участии языка человек получает информацию, которая обрабатывается и структурируется в его сознании. Именно лингвистические эксперименты в данной области доказали существование разных форматов знания в структуре человеческого сознания - от единичных представлений до более сложных структур (сценариев, фреймов, схем).

В данной работе мы рассмотрим такое явление, как фреймы, изучаемые в рамках когнитивной науки, которая занимается исследованием способов организации, представления, обработки и использования знаний.

Обратимся к понятию фрейма и его трактовке в современной лингвистике.

Наиболее полное учение о фреймах представлено в теории американского исследователя-лингвиста середины ХХ века Марвина Минского, в его работе «Фреймы для представления знаний». Особенностью его теории является то, что она имеет несколько математический или геометрический характер. В качестве объекта анализа взяты геометрические фигуры.

По словам Минского, отправным моментом для теории фреймов служит тот факт, что человек, пытаясь познать новую для себя ситуацию или по-новому взглянуть на уже привычные вещи, выбирает из своей памяти некоторую структуру данных (образ), называемую нами фреймом, с таким расчётом, чтобы путём изменения в ней отдельных частей сделать её пригодной для понимания более широкого класса явлений и процессов.

Фрейм является структурой данных для представления стереотипной ситуации. С каждым фреймом соотносится информация разных видов. Одна ее часть указывает на то, как следует использовать данный фрейм, другая - что может повлечь за собой его выполнение, третья - что следует предпринять, если ожидания не подтвердятся [Минский, 1979: 7].

Если рассматривать более ранний период, то еще американский психолог Ф.Бартлетт в книге «Память» (Remembering, 1932) обнаружил, что при вербализации прошлого опыта люди регулярно пользуются стереотипными представлениями о действительности. Такие стереотипные фоновые знания Бартлетт называл схемами. Наличие схематических представлений, разделяемых языковым сообществом, решающим образом влияет на форму порождаемого дискурса [Бартлетт, 1932]. Это явление было заново «открыто» в 1970-е годы, когда появился целый ряд альтернативных, но весьма близких по смыслу терминов. Так, американские специалисты в области искусственного интеллекта предложили термины «фрейм» (М.Минский) и «сценарий» (Р.Шенк и Р.Абельсон). «Фрейм» в большей степени относится к статическим структурам, а «скрипт» - к динамическим, хотя сам Минский предлагал использовать термин «фрейм» и для динамических стереотипных структур.

Термин «фрейм», а также производные термины «фрейминг» и «рефрейминг» использовались также Э.Гоффманом и его последователями в социологии и социальной психологии. В концеции Э.Гоффмана фрейм ассоциирован с английским словом frame-work и указывает на «аналитические леса» - подпорки, с помощью которых мы постигаем свой собственный опыт [Демьянков, 1996: 187-189]. Фреймы - базисные элементы, которые исследователь в состоянии идентифицировать в рамках ситуаций. Ситуации подчинены организующим принципам, "генерирующим" те или иные события, среди них, социальные события. Эти же принципы регулируют и наше субъективное участие в событиях . Первичные структуры отношений внутри социальной группы составляют центральный элемент культуры, особенно в той степени, в какой они проявляют основные классы схем, взаимоотношения этих классов и общую сумму сил и действующих лиц, которым в интерпретации социолога приписывается свобода выбора действий . Особое значение термины «фрейм» и «рефрейминг» имеют в прикладной коммуникативно-психологической методике, известной как нейролингвистическое программирование (НЛП).

Не следует забывать и о роли американского лингвиста Ч.Филлмора, который адаптировал понятие «фрейм» к нуждам лингвистики. Он предложил концепцию фреймовой семантики, представлявшую собой адаптацию понятия фрейма - структуры для представления знаний, предложенной в изучении искусственного интеллекта М.Минским, для нужд лексической семантики.

По мнению Ч. Филлмора, фрейм образует особую организацию знания, составляющую необходимое предварительное условие нашей способности к пониманию тесно связанных между собой слов. Далее Ч.Филлмор отмечает, что теория фреймов имеет немало общего с теорией семантических полей. В основе теории лексических полей лежит анализ специфических для каждого языка способах организации изолированных семантических областей. Понимание значений одного элемента поля требует возможности просмотра всех имеющихся в нем слов для того, чтобы выяснить, чему соответствует данное слово [Филлмор, 1988: 61].

Теория фреймов опирается на то, что лексическое значение более связано со своим понятийным основанием, чем со стоящими с ним в одном ряду словами [Там же: 60].

Теория лексических полей отличается от семантики фреймов прежде всего своей приверженностью к исследованию групп лексем ради них самих и интерпретацией лексико-семантических областей как собственно языковых феноменов. Семантика фреймов допускает, что говорящие могут в полной мере обладать знанием данного слова, входящего в некоторую область лексики, даже если они вообще не знают больше никаких слов этой области или знают лишь некоторые из них. Наиболее существенно то, что семантика фреймов допускает существование фреймов, каждый из которых имеет единственного представителя в сфере лексики [Там же: 62].

Таким образом, под термином «фрейм» Ч. Филлмор понимает систему понятий, которые соотносятся таким образом, что для понимания одного из них необходимо осознать всю структуру, компонентом которой оно является [Бабушкин, 1998: 14].

Можно также встретить и другой термин - «схема». Под схемой, к примеру, У.Л. Чейф понимает «стереотипную модель, с помощью которой организуется опыт, … которая диктует способ расчленения определенного эпизода на меньшие. Схемы, по словам» У.Л. Чейфа, определяют нашу концептуальную организацию опыта, наше отношение к нему, связанные с ним ожидания, а также то, что мы будем о нем рассказывать» [Чейф, 1983: 43]. Фрейм же является специфическим лексико-грамматическим обеспечением, которым располагает данный язык для наименования и описания категорий и отношений, обнаруженных в схемах [Филлмор, 1983: 110].

На разнообразную и неоднозначную трактовку термина «фрейм» в современной лингвистике указывает Е.Г. Беляевская, которая использует термин «лексический фрейм» для описания структуры лексического значения слова. В данном контексте структура значения лексической единицы определяется как - «комплекс знаний об обозначаемом, фиксируемый в языковом коде» [Беляевская, 1991: 82].

Остановимся на некоторых наиболее общих свойствах фрейма. Как явствует из определения фреймов Е.Г. Беляевской, они не являются изолированными, а, напротив, находятся в тесной связи и взаимодействии между собой. Так, фрейм “комната” входит составной частью во фрейм “дом”, “квартира”. Из данного примера видно, что фреймы могут пересекаться или иметь общие отличительные черты.

Описания фреймов, приводимые в различных лингвистических исследованиях, свидетельствуют о том, что во фрейм включается весь комплекс знаний о ситуации или объекте, существующий в данном социуме.

Еще одним свойством фреймов является возможность фокусирования внимания говорящего на их различных частях. Так, представляя себе фрейм “комната”, мы можем описать комнату в целом, но можем сузить наши представления до кресла или письменного стола [Беляевская, 1994: 100-102]. Для обозначения явления переноса внимания на разные части фрейма в лингвистических исследованиях используется понятие “фокуса”, При объяснении этого термина У.Л. Чейф прибегает к метафоре цветового спектра, в котором существуют “точки высокой кодируемости”, позволяющие определить цвет как синий, красный и так далее. По мере удаления от фокуса кодируемость понижается, и человек испытывает трудности в идентификации цвета (желто-зеленый) [Чейф, 1983: 35-73].

В.В. Красных определяет фрейм-структуру как когнитивную единицу, формируемую клише и штампами сознания и представляющую собой «пучок» предсказуемых валентных связей (слотов) и векторов направленных ассоциаций [Красных, 2003: 289].

Р. Лангакер отмечает, что понятие фрейма напрямую соотносится с такими понятиями, как домен (концептуальная область разного уровня сложности и абстрактности) и идеальная когнитивная модель .

В своей работе «Теория дискурса» М.Л. Макаров говорит о фрейме как о когнитивной структуре в феноменологическом поле человека, которая основана на вероятностном знании о типических ситуациях и связанных с этим знанием ожиданиях по поводу свойств и отношений реальных или гепотетических объектов [Макаров, 2003: 153].

Голландский исследователь-лингвист Т. А. ван Дейк утверждал, что восприятие высказываний как определенных речевых актов основывается на сложном процессе. Общее «знание» (люди понимают, о чем идет речь) организовано в концептуальные системы. Их можно описать в терминах фреймов. Фреймы не являются произвольно выделяемыми «кусками» знания. Во-первых, они являются единицами, организованными «вокруг» некоторого концепта. Но и в противоположность простому набору ассоциаций эти единицы содержат основную, типическую и потенциально возможную информацию, которая ассоциирована с тем или иным концептом. Кроме того, не исключено, что фреймы имеют более или менее конвенциональную природу и поэтому могут определять и описывать, что в данном обществе является «характерным» или «типичным». Это особенно касается некоторых форм социальной деятельности, таких, как посещение кинотеатра, поездки на автобусе, обед в ресторане. Конечно, мы можем также назвать фреймами набор единиц, которые определяют наше восприятие книг, мячей и бананов. Однако их роль в нашем понимании мира иная по сравнению с концептуальными фреймами. Именно концептуальные фреймы определенным образом организуют наше поведение и позволяют правильно интерпретировать поведение других людей [ван Дейк, 1989: 16-17].

Вслед за В.З. Демьянковым [Демьянков, 1996: 188], который в словарной статье «Фрейм» цитирует Дж. Хейса (J. Hayes), представления о фрейме можно обобщить так:

Фрейм является одновременно:

Набором предположений об устройстве формального языка для выражения знаний, в качестве альтернативы для семантических сетей или для исчисления предикатов;

Набором сущностей, по предположению исследователя существующих в описываемом мире (метафизическая интерпретация понятия); фрейм дает представление о том, какой вид знаний существенен для такого описания;

Организацией представлений, хранимых в памяти (человека и/или компьютера) плюс процессы обработки и логического вывода, оперирующих над этим хранилищем (эвристическая, или имплементационная интерпретация). Фрейм - структура данных для представления стереотипных ситуаций, особенно при организации больших объемов памяти.

Широкий разброс приведенных толкований свидетельствует об отсутствии необходимой определенности в понимании фрейма. Кратко обозначим основные причины, затрудняющие теоретическое осмысление понятия «фрейм» и всего фреймового направления в целом. На наш взгляд, расхождения в трактовке фрейма вызваны следующими моментами.

Во-первых, любая попытка введения в лингвистическую теорию новых категорий (тем более категорий, заимствованных из других научных дисциплин) не обходится без серьезных проблем как теоретического, так и практического характера. Не избежала этих сложностей и теория фреймов. Ведь первоначально термин «фрейм» использовался в системах искусственного интеллекта при моделировании процессов понимания естественно-языковых текстов, и лишь позднее Ч. Филлмор адаптировал фреймовую теорию к нуждам лингвистики, применив ее, в частности, к лексической семантике.

Во-вторых, понятие фрейма было распространено не только на разнообразные формы знания о мире, но также и на знание языка как один из видов знания человека (сочетаемостные, словообразовательные фреймы).

В-третьих, различными оказались интерпретации «стереотипных ситуаций». Не был учтен тот факт, что одни ситуации могут соотноситься со статичными картинами (фрейм «комната»), другие - с динамическими представлениями (фрейм-сценарий «поездка на поезде»), третьи фиксируют один элемент или сцену в последовательности событий (фрейм «прием гостей»).

В-четвертых, фреймы, с одной стороны, выступают как средства организации опыта и инструменты познания, некоторая внутренняя когнитивная информация. С другой стороны, фреймы - это определенным образом структурированная лексическая подсистема, которая является языковым представителем некоторой единой схематизации опыта или некоторого знания.

Попыткой указать на недостатки фреймового представления знаний является теория "демонов" Ю.Чарняка [Чарняк, 1983]. "Демоны" - факты в виде антецедентных теорем, не специфичные для того или иного текста. Основными механизмами, описывающие действие "демонов" Ю.Чарняк называет механизм спецификации демонов - связывание некоторых переменных в момент, когда данный демон вводится в действие, и механизм выключения демонов. "Демоны" являются универсальным механизмом вывода умозаключений, а также значительно облегчают процесс организации информации, однако оказываются неэффективными для описания содержательной наполненности структур. Терминал фрейма имеет функцию демона - оценивает существенность фразы в данном контексте, он более компактен (использует одно утверждение, в то время как "демону" для аналогичной функции необходимо оперировать тремя - четырьмя). Фреймовая организация информации, а именно: спецификация родственных терминалов позволяет обеспечить более быстрый поиск, следовательно, сэконономить память. Однако фреймы не могут учесть динамику изменений во времени, что позволяет характеризовать их как структуру для декларативного представления информации [Чарняк, 1983: 280-282].

Все эти концепции организованы вокруг проблемы контек- стуализации события действия (или высказывания, т. е. события коммуникации). Собственно, термин «фрейм» и является собирательным обозначением контекста. Но если в практико-ори- ентированных теориях точкой отсчета является сам практический акт, уже содержащий в себе условия своего свершения или конституирующий их в процессе осуществления, то в фокусе теории фреймов находится контекст практического акта - контекст, наделенный относительно автономным, независимым от конкретных практик существованием.
Понятие «фрейм» сегодня чаще всего используется в двух значениях, которые с известной долей условности можно охарактеризовать как «лингвистическое» и «социологическое». Согласно лингвистическому определению, предложенному в современной когнитивно-ориентированной семантике, фрейм представляет собой когнитивную структуру, рассматриваемую как иерархически выстроенная система знаний об обозначаемом [Цурикова 2001: 145]. Данная структура является «максимально обобщенным схематизированным представлением об основании значения lt;...gt; схемой образа, лежащей в его основе» [Белявская 1991: 83-84]. Это определение восходит к работе Мервина Минского «Фреймы для представления знаний» [Минский 1979]. Отсюда берет начало исследование проблемы фреймов человеческой памяти, мышления и коммуникации в современной когнитивной психологии [Солсо 1996].
М. Минский вводит понятие фрейма в теорию искусственного интеллекта и трактует его как статическую информационную структуру, служащую для репрезентации стереотипных контекстов [Минский 1979: 26]. Вскоре после этого Ч. Филлмор заимствует идеи теории фреймов Минского для построения лингвистической концепции фреймовой семантики. Он определяет фрейм как «когнитивную структуру схематизации опыта» [Филлмор 1988: 24-25]. Таким образом, и в кибернетике, и в лингвистике за фреймом закрепляется дефиниция «элементарной структуры коммуникативного опыта».
Вторая концептуализация фрейма была предложена Г. Бейтсоном и детально разработана И. Гофманом. В рамках данного определения фрейм трактуется как «структурный контекст повседневного взаимодействия». Таким образом, это понятие приобретает
психологическую (Г. Бейтсон), а затем социологическую (И. Гофман) трактовку.
Что общего у кибернетической, лингвистической, психологической и социологической дефиниции фрейма? Все они определяют фрейм как: структуру, устойчивую и относительно статичную; когнитивное образование, элементами которого являются
когниции (знания) и экспектации (ожидания); схему репрезентации, т. е. репрезентирующую и значащую
форму.
Тому, что категория фрейма получает столь широкое распространение сразу в нескольких дисциплинах, способствует «когнитивная революция» 50-60-х гг. В этом смысле у всех теорий фреймов общие корни: М. Минского вдохновляют информационные исследования Норберта Винера, другом и соратником которого долгое время был Г. Бейтсон, повлиявший на психологические (нейролингвистическое программирование) и социологические (фрейм- анализ И. Гофмана) направления в теории фреймов.
Мы не можем уделить здесь достаточно внимания взаимовлиянию двух линий развития теории фреймов: кибернетиколингвистической и социолого-психологической. Мы также вынуждены оставить за скобками интересные варианты развития теории фреймов в семиотике (среди них выделим любопытную линию интерпретации понятия «фрейм» в концепции Умберто Эко [Эко 2005]).
Книга М. Минского «Фреймы для представления знаний» и фундаментальный труд И. Гофмана «Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта» выходят почти одновременно (1974- 1975). Однако в «Анализе фреймов» Гофмана отсутствуют следы влияния М. Минского (так же, как и в работах Минского не чувствуется влияния Гофмана или Бейтсона). Через шесть лет после выхода «Анализа фреймов» Ирвинг Гофман отметил: «Всякая критика долж
на учитывать различия в альтернативных концепциях фреймов, которые лишь недавно получили достаточное освещение. Например, работы Шэнка и Эбельсона в психологии, Минского в исследованиях искусственного интеллекта и Филлмора в лингвистике. Действительно, сегодня можно написать книгу, сфокусировавшись на понятии “фрейма”, и не затронуть “фрейм” в том смысле, в каком о нем пишу я или Бейтсон» . (Примером такой книги является разбираемая Гофманом работа Деборы Таннен ).
Можно заключить, что обе версии теории фреймов (кибернетико- лингвистическая и социолого-психологическая) развиваются синхронно, но независимо друг от друга.
В основе социологической концептуализации фрейма лежит установка на изучение повседневного социального взаимодействия как «контекстуального целого», сформулированная в американском прагматизме. «Мы никогда не воспринимаем и не формируем суждений об объектах и событиях изолированно, - писал Дж. Дьюи, - а только в связи с контекстуальным целым. Это последнее и есть то, что называется ситуацией» . Ситуация - категория, вводимая для исследования контекстуализации человеческого взаимодействия. Предложенная в философии прагматизма, она переходит в социологию Чикагской школы, где детально разрабатывается Уильямом Томасом , а затем становится одним из центральных понятий символического интеракционизма .
Ситуации принадлежат классам обобщенных ситуаций. Переходя от рассмотрения отдельных ситуативных рамок организации повседневного опыта, обретаемого в процессе межличностной коммуникации, к расширенным порядкам взаимодействия, теоретик наблюдает мультипликацию (по выражению И. Гофмана - «наслоение» («layering»)) социальных контекстов. Так возникает вопрос о «предельном контексте» или «контексте контекстов». Этот вопрос позволяет связать проблему контекстуализации практического действия с проблемой границ социальной реальности, которая и является, при данной постановке вопроса, предельным контекстом действования.
У. Джемс называет такой предельный контекст «универсумом» , и, трактуя его в духе собственного тезиса о «плюрали-
стичности вселенной», описывает расслоение универсума на «субуниверсумы» - замкнутые области контекстов, подчиняющиеся собственной логике организации. Каждой такой области присущ свой «модус реальности». Собственно, Джемсу принадлежит первое определение социальной реальности в категориях теории фреймов: «реальность - есть окаймление нашей вовлеченности» . Термин «окаймление» («fringe»), в том виде, в каком его использует Джемс, вряд ли может претендовать на строгость научного понятия, однако в нем точно передана «рамочная метафорика», свойственная теории фреймов.
Повседневность, по Джемсу, является одним из таких субуниверсумов (наряду с мирами религиозного опыта, безумия, научного теоретизирования и чудачества), его границы - это внешние границы области всех частных контекстов обыденного опыта. Таким образом, в прагматистской философии формулируется еще одна характеристика фрейма (контекста): контексты организованы в метаконтексты («frameworks», «системы фреймов» или «фреймы фреймов»). Одним из таких метаконтекстов является повседневная реальность как совокупность рутинных социальных взаимодействий.
Контексты не существуют в изоляции друг от друга, они всегда находятся между собой в некоторых отношениях. Не только метаконтекст вмещает в себя ситуативные контексты повседневных действий, но и сами эти контексты - «званый ужин», «деловая беседа», «подписание документа», «выезд на природу с коллегами» - вмещаются друг в друга, на манер матрешки. «Подлинный философ, - замечает Джемс, - не просто стремится поместить каждый объект своего мышления на положенное ему место в том или ином субуниверсуме; он также пытается прояснить отношения между субуниверсумами как элементами охватывающей их тотальности» .
Идеи Джемса о множественности реальностей получают развитие в феноменологической социологии А. Шюца. Шюц детально исследует характеристики «субуниверсумов» (в его определении - «конечных областей смысла» [Шюц 2003]). Конечные области смыс
ла существуют как «контексты контекстов», потенциально каждый из них может быть актуализирован, получив акцент реальности. Шюц возражает Джемсу: «Мы говорим об областях смысла, а не о субуниверсумах потому, что именно смысл нашего опыта, а не онтологическая структура объектов конституирует реальность» [Шюц 2003: 17].
Перенесение фокуса теоретического внимания с онтологических структур метаконтекста на опыт действующего актора не случайно. Это феноменологическая ревизия прагматизма. Хотя Джемс отнюдь не склонен игнорировать субъективный опыт (иначе речь не шла бы об «окаймлении вовлеченности»), его гораздо больше интересует собственная логика организации субуниверсумов, присущая им как замкнутым областям социального опыта. Еще дальше заходит в этом направлении Дж.Г. Мид, определивший реальность в духе тезиса
А.Н. Уайтхеда об «организации существующих в при роде перспек- тив» . Специфические формы опыта, присущие каждому из контекстов, не рассматриваются при этом как субъективные, поскольку перспективы не принадлежат субъектам, а вплетены в саму ткань мира. Шюц же следует рассуждению Гуссерля: «любыереальные единства суть единства смысла» [Шюц 2004: 123]. Следовательно, границы метаконтекста (или «конечной области смысла») суть границы возможного осмысления действия. Поступки Дон Кихота - нападение на ветряные мельницы, борьба с великанами и поиски Дульцинеи [Шюц 2003: 21] - не лишены смысла; напротив, они осмыслены в метаконтексте его воображаемого мира.
Как соотносятся между собой метаконтексты и типичные частные контексты действования? Шюц не находит ответа на этот вопрос. Его попытки описания внутренней организации метаконтекстов ограничиваются воспроизведением предложенной Дж.Г. Мидом стратификации повседневности: от «манипуляторной области», границы которой конституированы возможностью манипуляции с доступными объектами, до «мира вне пределов досягаемости» [Шюц 2003: 13]. Это решение практически не находит отклика в последующем
развитии теории фреймов. Более продуктивной оказывается иная идея, заимствуемая для ответа на этот вопрос из феноменологической традиции, - идея «скобок», пограничных знаков, разделяющих эпизоды опыта [Гофман 2003а: 73]. Таким образом, границы контекстов и метаконтекстов различаются как внутренние и внешние «скобки». Метаконтекст (фрейм фреймов) задает границы осмысленности партикулярных контекстов (фреймов), в которых происходят обыденные события.
Подобная трактовка соотношения внутренней и внешней кон- текстуализации развивается в работах Г. Бейтсона. Он заимствует идею «скобок» и акцентирует необходимость изучения дискретных элементов повседневного взаимодействия. Отсюда следующая конститутивная черта фрейма: фрейм - это экспликация дискретности повседневной жизни; за теорией фреймов стоит «интуиция дискретного», представление о мире повседневности как об имеющем отчетливые внутренние и внешние границы.
«Интуиции дискретного» противостоит «интуиция континуального»: склонность к интерпретации исследуемого объекта в категориях метафоры «потока». В данной метафорике может осмысливаться не только повседневная деятельность («поток символически опосредованного взаимодействия» у Г. Блумера или «поток практик» у Г. Гарфинкеля), но и сам опыт повседневного мира, практическое сознание («поток сознания» в работах Уильяма Джемса). Противопоставляя дискретность поточности, теория фреймов наделяет исследуемую повседневную реальность свойствами «элементарности», «собранности», «прерывности».
Оригинальность замысла Грегори Бейтсона отчасти определяется междисциплинарностью его идей: Бейтсон попытался синтезировать идеи феноменологии и прагматизма с достижениями теоретической логики (концепцией логических типов Б. Рассела), лингвистики (гипотеза лингвистической относительности Уорфа- Сепира) и «когнитивной революции». В его работе «Теория игры и фантазии» [Бейтсон 2000: 205-220] термин «фрейм» служит не столько для указания на контекстуальность действия или границы осмысленности воспринимаемого (воображаемого), сколько для определения структурных особенностей повседневной коммуникации. Важнейшей из таких особенностей является использование метакоммуникативных и металингвистических сообщений.

Так, наблюдая за поведением обезьян в зоопарке Сан-Фран- циско, Бейтсон обнаружил и описал характерные метакомму- никативные знаки, которыми обменивались особи, играющие в драку. Сама возможность игры существует только благодаря сообщению «это игра». Данное сообщение метакоммуникативно - оно требует взгляда извне взаимодействия, указания на его контекст. «Сигналы, - пишет Бейтсон, - которыми обмениваются в контексте игры, lt;...gt; парадоксальны дважды: во-первых, игривый прикус не означает того, что означал бы замещаемый им укус, а во-вторых - сам укус вымышлен. Играющие животные не только не вполне имеют в виду то, что сообщают, но также и сама коммуникация происходит по поводу того, что не существует» [Бейтсон 2000:210].
Мир игры организован по своим собственным правилам: в нем реально то, что не существует «на самом деле». Однако реальность эта «заключена в скобки», а следовательно, требуется действие расстановки скобок - действие, утверждающее границы контекста. В терминологии Бейтсона таковым действием является «сообщение о границах», «уговор», «инструкции», указание на то, что все последующие действия должны восприниматься иначе, чем предыдущие. Игра, как особый контекст действования, требует предварительного уговора: «Это - игра». «Любое сообщение, - резюмирует Г. Бейтсон, - эксплицитно или имплицитно устанавливающее фрейм, в силу самого этого факта дает инструкции получателю либо способствует его усилиям понять сообщения, заключенные во фрейм» [Бейтсон 2000:215].
Таким образом, Г. Бейтсон выделяет следующую конститутивную характеристику фрейма: фрейм - метакоммуникативное образование, «сообщение о сообщениях», он не сводим к остальным элементам коммуникации и не выводим из них; фрейм не принадлежит ни содержанию («деятельности во фрейме»), ни окружению («деятельности за фреймом»).
Именно Г. Бейтсон, синтезировав достижения когнитивистики, исследований коммуникации и психологии, открыл (как ни парадоксально это звучит) перспективу собственно социологической концептуализации фрейма. В работе «Теория игры и фантазии» он предлагает использовать два вида аналогий для описания фрейм- аналитического исследования: аналогию рамы картины и аналогию
математического множества. «Первый шаг к определению фрейма, - пишет Бейтсон, - может состоять в высказывании, что он (фрейм) является классом или ограничивает класс (множество) сообщений (осмысленных действий). Тогда игра двух индивидуумов при определенных обстоятельствах будет определяться как множество всех сообщений, которыми они обменялись за ограниченный период времени lt;...gt; В теоретико-множественной схеме эти сообщения будут представляться точками, а “множество” может очерчиваться линией, отделяющей их от других точек, представляющих неигровые сообщения» [Бейтсон 2000: 214].
Если по обе стороны «границы» находятся сообщения одного «логического типа» (здесь Бейтсон апеллирует к категориальному аппарату теории логических типов Рассела), то речь идет о партикулярном фрейме («игра двух молодых орангутангов»); если же границы контекста совпадают с границами логического типа и, например, множество игровых сообщений отделяется от множества неигровых - значит, перед нами пример метаконтекста («игра»). Эпизоды одной и той же игры могут осуществляться в разных фреймах (имитация погони, имитация драки, имитация капитуляции), но принадлежат они одной и той же системе фреймов, одному метаконтексту. Иными словами, метаконтекст - это фрейм, охватывающий все фреймы, принадлежащие одному логическому типу. Таковы джемсовские «субуниверсумы» и шюцевские «конечные области смысла».
Трудность здесь состоит в том, что аналогия, заимствованная из теории множеств, чрезмерно абстрактна и неизменно заводит все последующие рассуждения в область формальной логики. Она не дает представления о фрейме как о «реально существующем» контексте. Фрейм настолько реален, насколько распознается участниками взаимодействия или аналитиком. Подтверждением «распознаваемости» фрейма для Бейтсона служит наличие соответствующих понятий в словаре: «игра», «фильм», «работа», «интервью» - все они отсылают к тому или иному множеству контекстуально организованных действий.
Другой способ метафорического описания фрейма -сравнение его с рамой картины. «Если аналогия с математическим множеством, возможно, чрезмерно абстрактна, - продолжает Бейтсон, - то аналогия с рамой картины чересчур конкретна. Концепт, который мы стараемся определить, не является ни физическим, ни логиче
ским. Скорее фактические физические рамы добавляются к физическим картинам из-за того, что человеческим существам легче действовать в мире, где некоторые из их психологических характеристик экстериоризированы» [Там же: 214].
Бейтсон пишет об экстериоризированных психологических фреймах. Но его логика анализа ничуть не более «психологична», чем теоретические построения Джемса и Шюца. Более того, Джемса, Шюца и Бейтсона объединяет общая постановка проблемы: если социальная реальность «множественна» и метаконтексты действий в ней образуют замкнутые миры смысла («сон», «теоретизирование», «игра», «фантазия», «повседневная рутина»), то как возможно единство социального опыта, объемлющего опыт взаимодействия во всех этих многочисленных контекстах?
Все теоретические построения, на которые опирается теория фреймов, - независимо от того, продуцированы ли они психологией, социологией или когнитивистикой, - ориентируют исследователя на изучение сложной машинерии социальных контекстов, рамок взаимодействия. Эти рамки обнаруживаются в простран- ственно-временной организации взаимодействия и в самой коммуникации, но они не являются частью практического действования, как рама картины не является частью пространства «внутри» картины, а кавычки и скобки не являются частью помещенной в них фразы. По замечанию Эвиатара Зерубавеля, ученика Ирвинга Гоф- мана и представителя когнитивной социологии, «...фрейм характеризуется не по своему содержанию, а по тому особому способу, которым он трансформирует значение этого содержания» .
Описанная выше трактовка фрейма как относительно независимого от своего содержания контекста практического акта закрепляется в социальной теории и дает начало собственно социологическому исследованию организации контекстов повседневных взаимодействий. Однако прежде, чем мы обратимся к фрейм-анализу в социологии и попытаемся раскрыть его теоретические перспективы, нам следует вернуться к исходному противопоставлению «фрейма» и «практики» как двух альтернативных проектов исследования повседневности. Теперь мы знаем, что ключ к пониманию этой альтернативности следует искать в проблематике определения контекста повседневного действования.

Фреймы - это минимальные структуры информации, необходимые для представления класса объектов, явлений или процессов. Фрейм отражает основные свойства объекта или явления.

Фрейм – это сеть узлов и отношений, организованных иерархически, где верхние узлы представляют общие понятия, а нижние – более частные случаи этих понятий.

Структура фрейма записывается в виде списка свойств, называемых во фрейме слотами.

Слоты - это некоторые незаполненные подструктуры фрейма, заполнение которых приводит к тому, что данный фрейм ставится в соответствие некоторой ситуации, явлению или объекту.

Термин фрейм (от англ. frame – «каркас», «рамка») был предложен в 70-е годы прошлого столетия одним из пионеров ИИ Марвином Минским для обозначения структуры знаний для восприятия пространственных сцен. Как и семантическая сеть, фреймовая модель имеет глубокое психологическое обоснование.

Под фреймом понимается абстрактный образ или ситуация для представления некоторого стереотипа восприятий.

В философии и психологии широко употребимо понятие абстрактного образа. Например, произнесение слова «комната» порождает некий образ комнаты, т.е. «жилого помещения с четырьмя стенами, полом, потолком, окнами и дверью». Из описания ничего нельзя исключить – например, убрав окна, мы получим уже чулан, а не комнату. Однако в этом описании существуют некоторые незаполненные атрибуты – «слоты», например, количество окон, высота потолка и т.д. Слоты – описания частностей.

В теории фреймов такой образ комнаты называется фреймом комнаты. Кроме того, фреймом называется и формализованная модель для отображения образа.

Различают фреймы-образцы, или прототипы, хранящиеся в базе знаний, и фреймы-экземпляры, которые создаются для отображения реальных фактических ситуаций на основе поступающих данных.

Модель фрейма является до некоторой степени универсальной, поскольку позволяет отобразить все многообразие знаний о мире через:

фреймы-структуры, для обозначения объектов и понятий (заем, залог, вексель);

фреймы-роли (менеджер, кассир, клиент);

фреймы-сценарии (банкротство, собрание акционеров, празднование именин);

фреймы-ситуации (тревога, авария, рабочий режим устройства) и др.

Структуру фрейма можно представить с помощью списка и таблицы.

ИМЯ ФРЕЙМА:

(имя 1-го слота: значение 1-го слота),

(имя 2-го слота: значение 2-го слота),

(имя N-го слота: значение N-гo слота).

Ту же запись можно представить в виде таблицы, дополнив двумя столбцами.

В таблице дополнительные столбцы предназначены для описания типа слота и возможного присоединения к тому или иному слоту специальных процедур, что допускается в теории фреймов. В качестве значения слота может выступать имя другого фрейма, так образуют сети фреймов (Фреймовая система - это иерархическая структура, узлами, которой являются фреймы с определенной структурой данных).

Способы получения слотом значения во фрейме экземпляре:

по умолчанию от фрейма образца (Default-значение);

по формуле, указанной в слоте;

явно из диалога с пользователем;

присоединенную процедуру;

через наследование свойств фрейма, указанных в слоте АКО.

Важнейшим свойством теории фреймов является заимствованное из теории семантических сетей наследование свойств (используется для уменьшения информационной избыточности во фреймовых системах; позволяет общую (глобальную) для системы информацию хранить в отдельном фрейме, а во всех остальных фреймах указывать лишь ссылку на место хранения этой информации). И во фреймах, и в семантических сетях наследование происходит по АКО-связям (A-Kind-Of = это). Слот АКО указывает на фрейм более высокого уровня иерархии, откуда неявно наследуются, т.е. переносятся, значения аналогичных слотов.

Пример. Например, в сети фреймов на рис.1 Понятие «ученик» наследует свойства фреймов «ребенок» и «человек», которые находятся на более высоком уровне иерархии. Так, на вопрос: «Любят ли ученики сладкое?» следует ответ «да», так как этим свойством обладают все дети, что указано во фрейме «ребенок». Наследование свойств может быть частичным, так как возраст для учеников не наследуется из фрейма «ребенок», поскольку указан явно в своем собственном фрейме. Явное указание отменяет наследование.

Основным преимуществом фреймов как модели представления знаний является способность отражать концептуальную основу организации памяти человека, а также гибкость и наглядность.

Специальные языки представления знаний в сетях фреймов FRL (Frame Representation Language), KRL, KAPPA и другие позволяют эффективно строить промышленные ЭС.

Широко известны такие фреймо-ориентированные экспертные системы, как ANALYST, МОДИС, TRISTAN, ALTERID.

Присоединенная процедура. В качестве значения слота можно использовать программу процедурного типа, которая запускается по сообщению, переданному из другого фрейма.

Типы процедур (запускаются при обращении к соответствующему слоту):

IF-NEEDED (если-нужно) - запускается, если в момент обращения к слоту его значение не было установлено;

IF-ADDED (если-добавлено) - запускается при подстановке в слот значения;

IF-REMOVED (если-удалено) - запускается при стирании значения слота;

Гофман Ирвинг (Goffman Erving, 1922–1982) - американский социолог и социальный психолог, профессор Чикагского университета, автор монографий "Presentation of self in everyday life", 1956 (русский перевод "Представление себя другим в повседневной жизни" / Пер. с англ. А.Д. Ковалева. М.: Канон-Пресс-Ц; Кучково поле, 2000), "Asylums", 1961, "Encounters", 1961, "Interaction rituals", 1967, "Behavior in public places", 1963, "Forms of talk", 1981 и др.

Публикуемый перевод главы 2 монографии "Анализ фреймов" выполнен О.А. Оберемко и Е.Г. Авджян.

Редакция выражает признательность издательству Фонда "Общественное мнение" за любезное разрешение опубликовать раздел готовящегося к печати русского перевода монографии.

Первичные системы фреймов

Когда в нашем западном обществе человек распознает какое-либо конкретное событие, во всех случаях он вкладывает в свое восприятие одну или несколько систем фреймов или схем интерпретации, которые можно назвать первичными. В самом деле, фреймы присутствуют в любом восприятии. Я говорю именно о первичных фреймах, потому что применение человеком схемы или перспективы не зависит ни от какой другой базовой или "настоящей" интерпретации и не восходит к ним; несомненно, первичная система фреймов являет собой как раз то, что обнаруживает нечто осмысленное в тех особенностях сцены, которые в ином случае не имели бы никакого смысла.

Первичные схемы интерпретаций различаются по степени организации. Некоторые из них представляют собой хорошо разработанную систему учреждений, постулатов и правил, другие - их большинство - не имеют, на первый взгляд, отчетливо выраженной формы и задают лишь самое общее понимание, определенный подход, перспективу. Однако независимо от степени своей структурной оформленности первичная система фреймов позволяет локализовать, воспринимать, определять практически бесконечное количество единичных событий и присваивать им наименования. Похоже, человек не осознает внутреннюю структуру фреймов и, если его спросить, вряд ли сможет описать ее с большей или меньшей полнотой, что не мешает ему пользоваться фреймами без каких либо ограничений.

В повседневной жизни нашего общества, если не проводится вполне последовательно, то достаточно отчетливо ощущается различие между двумя обширными классами первичных систем фреймов - назовем их природными и социальными. Природные системы фреймов определяют события как ненаправленные, бесцельные, неодушевленные, неуправляемые - "чисто физические". Принято считать, что неуправляемые события полностью, от начала до конца, происходят благодаря "естественным" факторам, что никакое волеизъявление, каузально или интенционально, не вмешивается в их естественный ход, и нет никого, кто бы постоянно направлял их к цели. Невозможно представить себе успех или неудачу применительно к таким событиям; здесь нет места ни негативным, ни позитивным санкциям. Здесь царят детерминизм и предопределенность. Существует некоторое понимание относительно того, что события, воспринимаемые в рамках одной подобной схемы, могут быть редуцированы к другим событиям, воспринимаемым в более "фундаментальной" системе фреймов, и некоторые общепринятые понятия, например сохранения энергии или единичного, разделяются всеми. Элегантные версии природных систем фреймов можно найти, естественно, в физических и биологических науках 1 . В качестве самого простого примера можно взять сводку о погоде.

Социальные фреймы, напротив, обеспечивают фоновое понимание событий, в которых участвуют воля, целеполагание и разумность - живая деятельность, воплощением которой является человек. В такой деятельной силе нет неумолимости природного закона, с ней можно договориться, ее можно задобрить, запугать, ей можно противостоять. То, что она делает, можно назвать "целенаправленным деланием". Само делание подчиняет делателя определенным "стандартам", социальной оценке действия, опирающимся на честность, эффективность, бережливость, осторожность, элегантность, тактичность, вкус и т. п. Поддерживается постоянное управление последствиями деятельности, то есть непрерывный корректирующий контроль, особенно явственный в тех случаях, когда действие неожиданно блокируется или сталкивается с искажающими воздействиями и когда требуются немалые усилия, чтобы компенсировать их. Учитываются мотивы и намерения, что помогает установить, какой из множества социальных фреймов применим для понимания событий. Примером "целенаправленного делания" может служить опять же сводка погоды. Здесь мы имеем дело с делами, а не просто с событиями. (Внутри социального мира мы придерживаемся очевидных фундаментальных различений, например, целеполагания человека и целесообразности в поведении животных, но об этом мы будем говорить ниже.) Мы используем один и тот же термин "причинность" по отношению и к слепым силам природы, и к последствиям преднамеренных действий человека, рассматривая первые как бесконечную цепь причин и следствий, а вторые как то, что так или иначе начинается с мысленного решения 2 .

В нашем обществе принято считать, что мыслящее существо может приспособиться к природным процессам и извлекать пользу из его детерминированности - для этого надо лишь отдать дань замыслу природы. Более того, мы догадываемся, что, быть может, за исключением чистой фантазии и выдумки, всякая попытка действовать будет непременно сталкиваться с природными ограничениями, и что для достижения цели необходимо использовать, а не игнорировать это обстоятельство. Даже играя в шахматы вслепую, игроки вынуждены сообщать друг другу ходы, и этот обмен информацией требует учета физически адекватного целенаправленного использования голоса или руки для записи ходов. Отсюда следует, что хотя природные события происходят без вмешательства мысленных действий, их нельзя совершить, не вторгнувшись в природный порядок. Поэтому любой сегмент социально направленного действия можно в определенной степени анализировать и на основе природной схемы.

Целенаправленные действия можно понимать двояко. Во-первых, и это относится в той или иной степени ко всем действиям, речь идет о явных манипуляциях предметами естественного мира в соответствии с конкретными возможностями и ограничениями; во-вторых, субъект действия может включаться в особые, специфические и многообразные миры. Поэтому игра в шахматы содержит два принципиально различающихся основания: одно полностью принадлежит физическому миру, где происходит пространственное перемещение материальных фигурок, другое относится непосредственно к социальному миру противоборствующих в игре сторон, где ход можно сделать и голосом, и жестом, и по почте, и передвижением фигуры. В поведении за шахматной доской легко различить передвижение фигур и ходы. Легко отличить неудачный ход, сделанный из-за неверной оценки ситуации на доске, от хода, сделанного невпопад, то есть не соответствующего конкретным социальным стандартам выполнения физических действий. Заметьте, однако, что обычно игроки не фиксируют свое внимание на процессе перемещения фигур в отличие от человека, который, скажем, только учится пользоваться протезом и вынужден сознательно контролировать физические движения. По-настоящему проблемны и важны лишь решения о выборе нужного хода, а передвинуть фигуру, когда решение уже принято, - не проблема. С другой стороны, существуют такие целенаправленные действия, например, установка раковины, или подметание улиц, при которых для манипулирования объектами физического мира требуются непрерывные сознательные усилия, само действие, принимающее вид "практической процедуры", конкретной задачи, "чисто утилитарного" действия, - это действие, цель которого нелегко отделить от физических средств, используемых при его выполнении.

Системы социальных фреймов включают в себя правила, но эти правила различны. Например, движения шахматиста регулируются правилами игры, большинство которых действует на протяжении всей партии, с другой стороны, физические манипуляции шахматиста регулируются другой системой фреймов, отвечающей за движения тела, и эта система, если конечно здесь можно говорить об одной системе фреймов, может проявлять себя в ходе игры только в той или иной степени. Поэтому, несмотря на то, что правила игры в шахматы и правила дорожного движения поддаются ясному и краткому изложению, между ними имеется существенное различие. Игре в шахматы присуще понимание игроками основной цели, тогда как правила дорожного движения не предписывают, куда нам ехать и почему нам следует хотеть ехать именно туда, а только устанавливают ограничения, которые мы должны соблюдать, двигаясь к цели.

Следовательно, мы воспринимаем события в терминах первичных фреймов, и тип используемого фрейма задает способ описания события. Восход солнца - естественное событие, когда мы задергиваем штору, чтобы не видеть восхода, осуществляется целенаправленное действие. Если следователь интересуется причиной смерти, он ожидает ответа, сформулированного в терминах физиологии, когда он спрашивает, как это произошло , он ждет драматического социального описания, возможно, включающего в себя описание некоторой преднамеренности происшедшего 3 .

Таким образом, категория базовой системы фреймов имеет первостепенное значение, и я бы хотел остановиться на ней подробнее. Весьма досадное обстоятельство заключается в том, что в любой момент своей деятельности индивид применяет сразу несколько систем фреймов. ("Мы подождали, пока кончится дождь, а затем вновь продолжили игру".)

Конечно, иногда какая-то определенная система фреймов оказывается в высшей степени релевантной для описания ситуации и обеспечивает предварительный ответ на вопрос "Что здесь происходит?"

Ответ следующий: событие либо действие, описанное в некоторой базовой системе фреймов. И только потом можно заняться детальным анализом того, что подразумевается под "мы", "это", "тут", и как достигается подразумеваемый консенсус.

Теперь необходимо сказать следующее. Когда с помощью осей x и y мы устанавливаем местоположение точки, или представляем шахматную доску как матрицу, определяющую схему хода, понятие базовой системы фреймов приобретает достаточно отчетливую форму, хотя и здесь существует проблема зависимости частного фрейма от нашего общего понимания фреймов данного типа. Но когда мы наблюдаем события повседневной жизни, скажем, приветствие при мимолетной встрече или жест покупателя, означающий вопрос о цене товара, определение базовой системы фреймов, как уже отмечалось выше, гораздо более сомнительной.

Именно здесь представители того направления, которому следую и я, терпят полный крах. Говорить о "повседневности", или, как А. Шютц, о "мире открытых практических реалий" все равно, что стрелять вслепую. Подразумевается, что наблюдение содержит либо великое множество фреймов, либо вообще не содержит ни одного. Чтобы продвинуться в изучении этой проблемы, следует принять некоторый домысел, рабочее допущение, что акты повседневной жизни открыты для понимания благодаря наполняющей их смыслом базовой системе фреймов (или нескольким системам) и что проникновение в эту систему не является тривиальной и, я надеюсь, невыполнимой задачей.

До сих пор я ограничивался описанием тех первичных систем фреймов, которые используются индивидом (в здравом уме и твердой памяти) при определении смысла происходящего, разумеется, с учетом его интересов. Конечно, индивид может занимать "ложную" позицию в своих интерпретациях, то есть заблуждаться, не знать истинного положения дел, что-либо недомысливать. "Ложные" интерпретации постоянно будут в центре нашего внимания.

Здесь я хотел бы указать на общепринятое мнение, что в нашем обществе люди часто добиваются успеха, следуя определенным системам фреймов. Элементы и процессы, которые человек считает значимыми, распознавая поведение, часто действительно тождественны тем, которые манифестируются в самом поведении - почему бы и нет, коль скоро сама общественная жизнь часто организована таким образом, чтобы люди могли ее понимать и действовать в ней.

Таким образом, мы принимает соответствие или изоморфизм восприятия структуре воспринимаемого несмотря на то, что существует множество принципов организации реальности, которые могли бы отражаться, но не отражаются в восприятии. Поскольку в нашем обществе многие находят это утверждение полезным, к ним присоединяюсь и я 4 .

Взятые вместе, первичные системы фреймов определенной социальной группы конституируют центральный элемент ее культуры, особенно в той мере, в какой порождаются образцы человеческого понимания, сопряженные с основными схемами восприятия, соотношениями этих типов и всеми возможными силами и агентами, которые только допускаются этими интерпретативными формами (designs). Представим себе фрейм фреймов социальной группы - систему верований, "космологии" - это та область исследований, которую узкие специалисты по проблемам современного общества предпочитают оставить другим. Интересно, что на такой огромной территории, как США, можно лишь весьма условно говорить о сходстве когнитивных ресурсов. Люди, придерживающиеся во многом одних и тех же убеждений, могут расходиться, например, в мнении о существовании ясновидения, вмешательстве сверхъестественных сил и т.п. 5 (По всей вероятности, вера в бога и святость его представителей в этом мире являет собой широчайшую базу для расхождения мнений в нашем обществе по поводу сверхъестественных сил. Социологов от обсуждения этой темы обычно удерживают соображения такта.)

При всех своих недостатках концепция первичной системы фреймов позволяет обозначить пять принципиальных проблем и оценить их роль в нашем понимании мироустройства.

1. Во-первых, "комплекс необычного". Когда происходит либо создается нечто такое, что заставляет сомневаться в самом взгляде на событие, кажется, что для понимания случившегося необходимо допустить существование неведомых природных сил или принципиально новых возможностей влиять на ход событий, - вероятно, в последнем случае предполагается участие и неведомых агентов. Сюда относятся случаи воображаемой высадки пришельцев из космоса и общения с ними, чудесные исцеления, явления хтонических чудовищ, левитация, лошади со склонностью к математике, предсказания судьбы, контакты с умершими и т.п. Подразумевается, что эти чудесные события сопряжены со сверхъестественными природными силами и способностями. Сюда относятся астрологические воздействия, ясновидение, экстрасенсорное восприятие и т. п. Книги типа "хотите верьте, хотите нет" наполнены детальными описаниями "еще не разгаданных" событий. Иногда и сами ученые создают такого рода новости, как говорится, "привлекая серьезное внимание" к экстрасенсам, НЛО, влиянию фаз Луны 6 и т. п. Многие могут вспомнить хотя бы одно событие, которому сами они так и не нашли разумного объяснения. Хотя, как правило, когда происходит необычное событие, люди ожидают, что скоро ему найдут "простое", "естественное" объяснение, которое раскроет тайну и вернет происшедшее в круг обычных явлений, к логике, которой они обычно руководствуются, объясняя связи между природными событиями и целенаправленными действиями. Конечно, люди сопротивляются, когда фреймы фреймов начинают изменяться. Событие, которое не может быть истолковано в рамках традиционной космологии, вызывает растерянность, по крайней мере озабоченность публики. Можно привести немало примеров из массовой печати.

Аламаско, штат Колорадо. Вскрытие лошади, убитой, как считают ее владельцы, обитателями летающей тарелки, показало, что ее брюшная полость, черепная коробка, а также столб позвоночника пусты.

Патологоанатом из Денвера, пожелавший остаться неизвестным, заявил, что отсутствие органов в брюшной полости не поддается объяснению.

При вскрытии, которое происходило в воскресенье вечером на ранчо, где был обнаружен полый труп лошади, присутствовали четыре члена Денверского отделения Национального исследовательского комитета аэрокосмических явлений. …

Вскрыв черепную полость лошади, паталогоанатом обнаружил, что она пуста. "Определенно, в черепе должно было быть немало жидкости", - сказал патологоанатом…

Владельцы лошади выразили уверенность в том, что она была убита пришельцами из летающей тарелки. Несколько жителей городка Сан-Луис Уолли, где, по сообщениями прессы, за несколько дней до происшедшего не менее восьми раз видели по вечерам неопознанные летающие объекты, согласились с этой версией... 7

Вполне ожидаемым оказывается следующее заключение.

Москва (Ассошиэйтед Пресс). По сообщениям советских газет, изобличена в мошенничестве русская домохозяйка, которая семь лет назад стала виновником мировой сенсации, утверждая, что "видит пальцами".

Пять ученых, подвергших проверке Розу Кулешову, сделали вывод, что она подглядывала сквозь неплотную повязку.

Мадам Кулешова, знаменитость в своем родном городе, получила мировую известность в 1963 г., когда приписываемый ей дар видеть пальцами широко освещали советские газеты.

В отчете комиссии говорится, что подтверждение способностей мадам Кулешовой в 1963 г. было ошибкой. Тогда ее подвергали испытаниям советские ученые: они разными способами закрывали ей глаза и направляли на ее руки лучи разного цвета.

Как установила комиссия, излучатель света издавал "характерное щелкание и жужжание", что помогало испытуемой заранее определить, какой цвет будет следующим 8 .

Позволю себе повторить сказанное выше: в нашем обществе широко распространено убеждение в том, что все без исключения события можно поместить в некоторую конвенциональную систему значений и управлять ими. Мы допускаем необъясненное, но необъяснимое принять не можем.

2. Космологические представления, самые всеобъемлющие из наших представлений, лежат в основе самых банального развлечения - всякого рода трюков, которые поддерживают доминирование и контроль волевого действия над тем, что на первый взгляд кажется почти невероятным. Каждый знает, что такое жонглирование, хождение по канату, джигитовка, серфинг, фри-стайл, метание ножей, прыжки в воду с огромной высоты, каскадерское вождение автомобиля, а теперь и космонавтика - полеты космонавтов самые дерзкие из человеческих деяний, хотя они и сопряжены с верой в американскую технологию. Сюда можно также отнести и такие экзотические случаи, когда человек обучается управлять своими физиологическими процессами, например, регулировать кровяное давление, или подавлять болевые реакции. Важную роль в демонстрации трюков играют "действия животных". Дрессированные тюлени, прирученные морские львы, танцующие слоны и прыгающие сквозь обруч хищники - все они являют собой пример выполнения обычных целенаправленных действий необычными агентами и тем самым привлекают внимание к космологическому разделению, которое проводится в нашем обществе между человеческой деятельностью и животным поведением. Аналогичное значение имеют показы дрессированных животных, выполняющих утилитарные задачи, которые принято считать исключительной прерогативой человека. Например, водители цепенеют при виде сидящего за рулем открытого спортивного автомобиля шимпанзе, в то время как дрессировщик притворяется спящим на заднем сидении. Один австралийский фермер использовал целую стаю обезьян для уборки урожая 9 . Можно добавить, что тот же самый интерес лежит в основе научных исследований целенаправленного поведения, предмет которых находится как раз на границе, разделяющей животных и человека 10 .

Стоит заметить, что и комплекс необычного (аномалии человеческого тела), и трюки тесно связаны с цирковым представлением, как будто социальная функция цирков (а позднее и морских музеев) действительно заключается в прояснении для публики структурной организации и границ действия первичных систем фреймов 11 . Трюки часто используются в ночных клубах (популярность которых в настоящее время упала) наряду с демонстрацией способностей дрессированных собак, выступлениями акробатических трупп, жонглеров, магов и людей, имеющих необычные умственные дарования. Что бы ни демонстрировали зрителям, ясно, что интерес широкой публики к темам, связанным с космологическими прозрениями, присущ всем людям, а не только ученым экспериментаторам и аналитикам.

3. Теперь рассмотрим события, называемые "промахами" (muffings), то есть случаи, когда тело, или другой объект, находящееся, как предполагается, под постоянным контролем, неожиданно выходит из-под него, отклоняется от траектории, становится неуправляемым и полностью подчиняется природным силам - именно подчиняется, а не просто обусловливается ими, в результате нарушается упорядоченное течение жизни. Сюда относятся разного рода "ляпы", "обломы" и - когда общая логика разговора все же в той или иной степени сохраняется, - "вздор". (Предельный случай такого рода - случай, в котором никто не виноват: землетрясение полностью снимает вину с человека, расплескавшего чашку чая.) Тело сохраняет здесь свою способность быть силой природной, каузальной, а не социальной и целенаправленной. Приведем пример.

Вчера пять человек получили травмы, два человека - серьезные, в результате выезда потерявшей управление автомашины на заполненный пешеходами тротуаре по улице Хейт-Эшбери. Водитель автомобиля, 23-летний Эд Гесс, проживающий на Коул Стрит, 615, был доставлен в полицию в состоянии, близком к истерике, где был составлен протокол об изъятии незарегистрированного оружия и порошка, похожего на сильный наркотик. "Я не мог затормозить, - кричал он. - Кругом были люди - четыре, шесть, восемь человек - но, видит бог, я не виноват".

По показаниям свидетелей машина двигалась в западном направлении по Хэйт стрит; миновав перекресток Хэйт-стрит и Масонского авеню, переехала бордюр, врезалась в витрину супермаркета "Нью Лайт" и метров пятнадцать прошла юзом по тротуару.

"Я не хотел сбивать их, - всхлипывал Гесс, - но они были всюду вокруг меня - слева, справа, кругом" 12 .

Заметим, что трюк имеет место там, где мы знаем, что можем утратить контроль над событиями и даже немного способствуем этому, а промахи и неурядицы происходят тогда, когда все вроде бы идет гладко и не надо стараться сохранить контроль, но, тем не менее, контроль теряется 13 .

Соответствующий локус контроля, выражающийся в управлении действием, предусматривает и возможные неудачи, а также содержит предположение о различии типов действия. В некоторых действиях мы видим только работу органов тела, например, когда протираем глаз, зажигаем спичку, шнуруем ботинки, несем поднос. Другие действия как бы продолжают действия наших органов, например, вождение автомобиля, разравнивание лужайки граблями или использование отвертки. Наконец, имеются действия, которые начинаются с телесных действий или с их "продолжений" и завершаются вполне ощутимым результатом, выходящим за пределы первоначального контроля, например, когда мяч, жвачка, или ракета завершают свой полет там, куда их нацелили. Предполагается, что в процессе ранней социализации вырабатываются навыки первого рода, вторичная социализация - особенно профессиональная подготовка - обеспечивает формирование второго и третьего типов действия. Заметим, что одним из следствий этой обучающей программы является трансформация мира в такое место, которым можно непосредственно управлять и который поддается пониманию в терминах системы социальных фреймов. В самом деле, взрослые горожане могут на протяжении длительного времени ни разу не потерять контроля над своим телом, ни разу не столкнуться с непредвиденным изменением среды, природный мир полностью подчинен общественному и частному контролю. Горожане начинают заниматься различными видами спорта, катанием на коньках, лыжах, серфингом, верховой ездой, которые позволяют детям и взрослым вновь восстановить контроль над телом посредством достаточно трудных продолжений телесных действий. Повторение ранних достижений во взрослом возрасте, сопровождаемое постоянными промахами, уже в особом, игровом, контексте, способствует преодолению страха, присущего праздным классам. Вполне прозрачен замысел комедий Лаурела и Харди, он заключается как раз в том, чтобы показать массовую никчемность и беспомощность, где даже головокружительные аттракционы в парках позволяют посетителям терять контроль над собой при полностью контролируемой ситуации.

4. Рассмотрим такой фактор организации опыта как "случайность" (fortuitousness), которая в данном случае означает, что событие начинает рассматриваться как возникшее непреднамеренно. Человек, тщательно планирующий свои действия, сталкивается с естественным ходом событий, которого он не мог предвидеть, и получает соответствующие результаты. Два человека или более двух человек, не зависимые и не ориентирующиеся друг на друга, полностью управляют своими действиями в одиночку, однако их совместные действия приводят к непредвиденному событию - они получают такой результат, несмотря на то, что каждый из них полностью контролирует свой личный вклад в общее дело. Мы говорим здесь о случайностях, совпадениях, везении и невезении, несчастных случаях и т. п. Поскольку в данном случае ответственность ни на кого не возлагается, каждый руководствуется своей естественной системой фреймов, в то время как под воздействием естественных сил находятся социально управляемые действия. Заметим, что случайные последствия могут восприниматься как желательные и как нежелательные. Приведу пример нежелательных последствий:

Амман, Иордания. - Трагически закончилась вчера для одного из палестинских бойцов церемония салюта. Он был убит шальной пулей, когда его подразделение произвело залп из автоматов во время похорон погибших в результате израильской бомбардировки в воскресенье 14 .

Понятие случайной связи довольно неопределенно, во всяком случае те, кто его использует в целях расчета, обычно сомневаются в своих решениях или по крайней мере допускают такие сомнения со стороны других. Эта неопределенность становится особенно очевидной, когда случайное совпадение обстоятельств, связанных с одним и тем же предметом, человеком или категорией людей повторяется два или три раза 15 . По этой же причине трудно не наделить смыслом случай, когда везение или неудача все время выпадают на долю той пресловутой категории людей, которая состоит из одного члена.

Понятия "промах" и "случайность" имеют важное космологическое значение. Если мы верим, что весь мир целиком можно воспринимать или как естественные события или как целенаправленные действия и что всякое событие можно легко отнести к одной либо другой категории, становится ясно, что надо искать средства преодоления неопределенностей. Выработанные культурой понятия "промах" и "случайность" нужны для того, чтобы осмыслить события, которые в противном случае представляли бы серьезное затруднение для анализа.

5. В заключение обратим наше внимание на сегрегацию, выражаемую посредством "неловкости" и шуток. Как будет показано далее, используя официально принятые схемы интерпретации, люди способны полностью распознавать то, что они видят. Но эта способность имеет свои пределы. Некоторые эффекты распознавания переносятся из одной перспективы, обеспечивающей свободное восприятие событий, в перспективу совершенно иную, применяемую в официальном порядке. Пожалуй, лучше всего описано медленное и трудное становление права медиков на обследование обнаженного тела в рамках естественной, а не социальной перспективы. Так, в Британии роды стали более безопасными только в конце XVIII века благодаря тщательному акушерскому осмотру в незатемненной смотровой; а если роды принимал врач-мужчина, роженицу уже было не обязательно накрывать одеялом 16 . Гинекологический осмотр даже сегодня вызывает определенную озабоченность: предпринимаются специальные усилия, чтобы оснастить процедуру соответствующей лексикой и действиями, позволяющими контролировать сексуальное прочтение ситуации 17 . С аналогичной трудностью сталкивались те, кому доводилось делать искусственное дыхание; контакт рот в рот нелегко дифференцировать от смысла, который принято вкладывать в это действие 18 . Точно так же мы позволяем ортопедам и продавцам обувных магазинов прикасаться к нашим ногам, но для этого мы стараемся исключить все привнесенные сюда смысловые контаминации. Представим себе сенсея, инструктора карате, который инструментально, как врач, ощупывает узловые точки на теле принявших определенные позиции учеников, чтобы определить, правильно ли напряжены мышцы. Границы подобного физикалистского фрейма обнаруживаются, когда в секции появляются девушки: "Когда сенсей обходит группу, чтобы проверить "стойку", он трогает зад и мышцы бедер. К нам он не прикасается. После трех месяцев занятий он наконец-то потрогал попки только у пятнадцатилетних, а женщин постарше избегает как заразы. Ясно, что 25-летний сенсей не может не смотреть на нас как на женщин, которых можно трогать с одной и только с одной целью" 19 .

Очевидно, что человеческое тело и прикосновения к нему играют заметную роль в поддержании фреймов, равно как различные отправления тела и нечаянные движения создают напряженные ситуации пограничного характера 20 . Кажется, что тело все время выступает в качестве ресурса, который необходимо использовать в рамках только одной базовой системы фреймов. Кажется неизбежным, что мы всегда сумеем отличить, скажем, взмах рукой таксисту от дружеского приветствия, а эти движения отличим от отгона мух и разгона кровообращения. Кажется, что способность к различению связана с тем, что каждое событие непременно является элементом целостного потока событий, и каждый поток составной частью входит в особую систему фреймов. Так происходит в западных обществах, так, наверно, происходит и во всех остальных. 21

Здесь нужно подчеркнуть одно общее положение. Первичные схемы интерпретации, естественная и социальная, разделяемые нами как членами общества, оказывают влияние не только на непосредственных участников деятельности; сторонние наблюдатели так же глубоко вовлечены в эти схемы. По всей вероятности, мы не сможем бросить даже мимолетный взгляд на происходящее, чтобы не применить какую-нибудь интерпретационную схему, с помощью которой строятся предположения о предшествующих событиях и ожидания того, что произойдет сейчас.

Готовность только взглянуть на что-либо и тут же перенести взор на другие предметы обусловлена вовсе не недостатком внимания; наоборот, сам беглый взгляд возможен лишь благодаря мгновенному подтверждению действенности упреждающей перспективы. То обстоятельство, что мотивационный контекст события значим для других людей, является обоснованием мотивационного контекста события и для нас. Если так, то даже поверхностное впечатление более глубоко проникает в смысл происходящего, чем кажется на первый взгляд.

Бергсон приходит к аналогичному выводу в своем изящном эссе "Смех":

Будет комическим всякий распорядок действий и событий, который дает нам внедренные друг в друга иллюзии жизни и ясное впечатление о механическом устройстве 22 . Косность, автоматизм, рассеянность, неприспособленность к обществу - все это тесно между собой связано и из всего этого складывается комический характер 23 . Мы смеемся каждый раз, когда личность производит на нас впечатление вещи 24 .

Замечая, что люди часто смеются над теми, кто не умеет поддержать убедительное впечатление о целенаправленности своих действий, Бергсон не может развить явно напрашивающуюся мысль, что если люди готовы смеяться над неловким поведением, то в любом случае они должны с полной осведомленностью оценивать соответствие поведения критериям нормальности и не находить в данном случае причин для смеха. Поэтому наблюдатели активно проецируют свои интерпретативные схемы на окружающий мир, и, если мы их не замечаем, то только потому, что события обычно соответствуют этим проекциям, растворяя наши домыслы в ровном потоке действий. Так, на безупречно одетую женщину, которая тщательно рассматривает раму зеркала, выставленного для продажи на аукционе, а затем немного отходит назад, чтобы убедиться в качестве зеркального отражения, присутствующие могут смотреть как на человека, который на самом деле не смотрится в зеркало. Но если она, глядя в зеркало, поправляет шляпку, то тогда присутствующие могут догадаться, что от посетителей аукциона ожидается только определенный вид рассматривания зеркала и висящий на стене предмет не столько зеркало, сколько выставленное-на-продажу-зеркало; эта ситуация превращается в противоположную, если женщина начнет оценивающе рассматривать зеркало в примерочной комнате вместо того, чтобы смотреться в это зеркало 25 .

1 Эдвард Шилз в исключительно интересной статье о социально-политических аспектах морального порядка "Харизма, порядок и статус" (Shils E. Charisma, Order and Status // American Sociological Review. Vol. XXX (1965). P. 199-213) пишет: "Все фундаментальные открытия современной науки в космологии, астрономии, медицине, неврологии, геологии, генетике имеют важное значение в качестве фундаментального космического порядка. Научный порядок, подобно порядку, открываемому теологией, подчинен своим императивам. Иметь "регулярные отношения" с научной истиной, подходить ко всему "научно", поступать "как подобает ученому" - все это в той же мере следствия развертывающихся научным исследованием императивов порядка, в какой богобоязненность следствие теологического императива религиозного порядка" (р. 204).

2 В утонченных философских определениях невольно отражается смутность наших представлений об этом вопросе. См., например, Arthur C. Danto, "What we can do" // Journal of Philosophy. Vol. LX (1963). Р. 435-445 и его же статью "Basic Actions" // American Philosophical Quarterly. Vol. II (1965). Р. 141-148; Donald Davidson "Agency" // Agent, Action and Reason / Ed. by Robert Binkley, et al. Toronto: University of Toronto Press, 1971. Р. 3-25.

3 Маршалл Хоутс (Houts M. Where death delights. New York: Coward-McCann, 1967. Р. 135-136.). Гай Свенсон (Swanson G. On explanations of social interaction // Sociometry. Vol. XXVIII. 1965) приводит аналогичные аргументы и предупреждает, что само по себе это различение ничего нам не дает: "Мы понимаем или объясняем какое-то эмпирическое событие, показывая, что оно является примером, аспектом, фазой, следствием или причиной других событий. Концептуализация есть символическая формулировка таких отношений. Объяснение события предполагает несколько его концептуализаций. Например, движение руки может быть концептуализировано в физических терминах как высвобождение энергии, в биологических терминах – как нейромускулярный процесс, в психологических терминах – как симптом тревожности, а в социальных терминах – как жест приветствия. Особенно опасно для нас то, что такого рода истолкование, множественная концептуализация события, подменяет определение шагов, посредством которых события одного порядка – поведенческое взаимодействие – превращаются в события другого порядка – социальное взаимодействие. То обстоятельство, что движение руки можно с одинаковым успехом понимать как показатель тревожности и как жест приветствия, ничего нам не говорит о том, что оно может быть и тем, и другим одновременно или быть одним, не будучи другим. Понимание предполагает множественную классификацию. То, что нам нужно, это взаимосвязанные смыслы событий (implications)" .

4 Конечно, некоторые исследователи могут считать, что моя позиция не единственно возможна и даже неуместна, и что следует ограничиться анализом представлений субъекта, не затрагивая вопрос об их валидности, то есть объективном содержании этих представлений, за исключением того случая, когда сама проблема рассматривается с этнографической точки зрения. Нередко предмет исследования смешивается со средствами его изучения. Это подводит нас к особой теме, связанной с требованием отличать обобщения автора от его субъективных трактовок, которые он готов отстаивать перед кем угодно. (Я уверен, что и авторам не следует игнорировать данное требование, поскольку они часто получают возможность раскрыть суть дела исключительно благодаря его отличению от мнения). Более того, хотя все интерпретативные конструкции должны рассматриваться как предмет исследования, некоторые из них не создаются ради самого анализа , а лишь предваряют его.

5 По одному из сообщений Ассошиэйтед Пресс (San Francisco Chronicle, March 4, 1968), полковник военно-морских сил США Дэвид Лоундз приказал младшему капралу Д.И. Исгрису использовать чудодейственные медные прутья для поиска подземных ходов, которые, как он полагал, могли прорыть вьетнамцы. "Совершенно неважно, глупость это или не глупость. Я не считаю медные прутья глупостью, и мы их используем…", - сказал начальник базы. Личный состав третьей роты первого батальона 26-го полка (подчиненные Уэллса - начальника гарнизона, на территории которого обнаружились прорытые вьетнамцами ходы) и сейчас использует волшебные прутья. Прутья в руках человека должны либо скрещиваться, либо отклоняться друг от друга над подземным ходом в зависимости от того, кто их держит. В подобных проявлениях интеллектуализма военные не одиноки. Джон С. Боттомли в свою бытность помощником генерального прокурора штата Массачусетс лично распорядился привлечь в качестве последнего средства голландского ясновидца Питера Гуркоса для установления личности серийного убийцы в Бостоне (см. Gerold Frank. The Boston Strangler. New York: New American Library, 1966. P. 87-120). Широко освещавшиеся в прессе (и на телевидении) попытки покойного епископа Джеймса Пайка установить контакт со своим сыном в потустороннем мире - пример из того же ряда. См., например, "Time", October 6, 1967; Hans Holzer. The Psychic World of Bishop Pike. NewYork: Crown Publishers, 1970; James A. Pike, with Diane Kennedy. The Other Side. New York: Dell Publishing Co., 1969. Своеобразную историческую трактовку увлечению спиритуализмом в поздневикторианской Англии дает Роналд Пирсал (Ronald Pearsall. The Table-Rappers. London: Michael Joseph, Ltd., 1972). Я мог бы добавить, что верящие в оккультные силы часто убеждены, что стоят на научной точке зрения, которая, как они думают, еще не принята официальными авторитетами науки. Об этом см. неопубликованную работу Марчелло Труцци (Marcello Truzzi)., "Towards a Sociology of the Occult: Notes on Modem Witchcraft" (1971).

6 См., например, материал под названием "Moonstruck Scientists", опубликованный в журнале "Тайм" (Time. January 10. 1972).

7 San Francisco Chronicle. October 10. 1967.

8 The New York Times. October 11. 1970.

9 Некоторые сведения о труде приматов содержатся в книге Джеффри Борна: Geoffrey H. Bourne, The ape people. New York: New American Library; Signet Books, 1971. P. 140-141.

10 Лучшей иллюстрацией таких исследований являются попытки установить коммуникацию с дельфинами и изучить воздействие общения с человеком на обезьян. Конечно, ученые уделяют большое внимание проверке разного рода обобщающих выводов о поведении животных, поскольку, будучи подтвержденными, эти выводы приведут к изменению наших базовых установок. См., например, публикацию М. Хобарта: Hobart M. On the psychology of "talking birds": A contribution to language and personality theory // Hobart M. Learning theory and personality dynamics. New York: The Ronald Press, 1950. P. 688-726. Разумеется, ни одна традиционная философская система не обходится без огульного утверждения о "сущностном" различии между человеком и животным. И только недавно проблемой вплотную занялись специалисты в области социальных и биологических наук.

11 Показ всякого рода уродцев селянам и городскому люду бродячими цирковыми артистами в западном обществе кажутся родственными церемониям инициации в дописьменных культурах. Виктор Тернер пишет: "Раньше исследователи… стремились рассматривать диковинные, безобразные маски и фигурки, часто используемые во время лиминального периода инициации, как следствие "галлюцинаций, ночных кошмаров и сновидений" Маккуллох продолжает утверждать, что "поскольку человек (в примитивном обществе) едва отделял себя от животных и верил в возможность превращений человека в животного и наоборот, он легко совмещал в себе человеческое и животное". Я придерживаюсь противоположной точки зрения, согласно которой уродливые маски нужны как раз для того, чтобы научить неофитов проводить четкую грань между различными сегментами реальности соответствующими данному типу культуры. С этой точки зрения гротескность и безобразие культовых предметов инициации могут иметь целью не столько напугать, призвать к подчинению или сбить спесь с новичков, сколько заставить их быстро и живо осознать, так сказать, "факторы" их культуры. Я сам видел маски Ндембу и Лувалей, которые в одном образе сочетали признаки обоих полов, людей и животных, характеристики человека и ландшафта… Изображения чудовищ побуждают неофитов к размышлению о вещах, людях, взаимоотношениях между ними, особенностях природной среды - всего того, что до сего времени воспринималось как самоочевидное" (Turner V. The forest of symbols. Ithaca, New York: Cornell University Press, 1967. P. 104-105). Подробнее об этом см. главу "Betwixt and Between: The liminal period in rites de passage").

13 Обучение каким-либо навыкам почти всегда включает период частых оплошностей, но иногда оплошности допускают и подготовленные люди. Можно привести пример опасной ситуации, типичной для капитана на мостике судна. При подходе корабля к пристани или маневрировании вблизи другого корабля особым шиком считается разворот с элегантным кормовым следом - свидетельство мастерства судоводителя - и это видно отовсюду. Немаловажно и то обстоятельство, что судно – штука неповоротливая и плохо управляется, на воде трудно определять дистанцию. Возможно незнакомство капитана с акваторией порта и необходимость текущей радиосвязи между судами. Добавим жизни находящихся на борту людей, стоимость судна и его груза и можно будет получить некоторое представление о том напряжении, в котором постоянно находится капитан вследствие риска неожиданно "потерять ориентацию" и утратить контроль над происходящим. Недаром морская дисциплина - своего рода цирк с очень строгими правилами - объясняется предосторожностями против случайных происшествий. (О судоводительских обычаях я прочитал в неопубликованной рукописи Дэвида Кука: David L Cook. Public Order in the U.S. Navy. .)

14 San Francisco Chronicle, August 6, 1968.

15 В одной из своих статей Ролан Барт пишет: "Здесь мы сталкиваемся со вторым типом отношения, которое иногда артикулирует структуру fait-divers - отношение совпадения. Главным образом, это - слишком невероятное для простого совпадения повторение события: одну и ту же алмазную брошь крадут три раза кряду, какая-то горничная выигрывает в лотерею каждый раз, когда покупает билет и т.д. Почему? Повторение всегда побуждает нас искать неизвестную причину, ибо в обыденном представлении случайность распределяется равномерно и никогда не повторяется: шанс изменчив. А если события повторяются, то тем самым подается некий знак; повторить значит придать смысл..." (Barthes R. Structure of the Fait-Divers // Critical essays. Evanston, Ill.: Northwestern University Press, 1972. Р. 191.).

Некоторые эмпирические данные приводятся в статье Рю Бухера: Кажется, здесь возникает тема ущербности социальной организации. Каждый из нас принадлежит ко многим пересекающимся категориям, членство в которых определяется наличием одного и более общих признаков. Если кому-то из нескольких известных нам людей сопутствует удача или, наоборот, их преследует невезение, то и мы и они будем искать объяснение в общих для них признаках, особенно в тех, которые отличают их от других людей. Если объем категории окажется достаточно велик, - как это было во времена, когда разыскивали бостонского серийного убийцу, - население может разбежаться (Bucher R. Blame and hostility in disaster // American Journal of Sociology. LXII. 1957. P. 469).

16 См. Fryer P. Mrs. Grundy: Studies in English Prudery. London: Dennis Dobson, 1963. Chapter 17 "The creeping obstetrician". Р. 167-170. Это не значит, что на Западе распространялся обычай рассматривать медосмотры в натуралистической перспективе, а лечение - как чисто инструментальное, "физикалистское" обращение человеческим телом. У нас нет больше рабства, поэтому можно предположить, что никто не будет терпеть равнодушного ощупывания, описанного в книге Г. Николсона: "Торговцы рабами с острова Делос, или мангоны, державшие рынок рабов у храма Кастора в Риме, показывали свой товар так, как коннозаводчики показывают лошадей: позволяя покупателям обследовать зубы и мышцы животных, беря их под уздцы и демонстрируя шаг. Раб выставлялся на продажу в деревянной клетке, его ноги были намазаны белилами, а на шее висела табличка с указанием цены и личных качеств" (cм. Nicolson H. Good behaviour. London: Constable & Co, 1955. P. 63).

В любом случае, надо понять, что разрешение обращаться с собой как с объектом есть особая форма поведения, разве что пассивная. Когда людей гримируют за кулисами, когда с них снимают мерки портные, когда их ощупывают врачи, они ведут себя именно так. Когда их просят, они принимают разные позы, поддерживают пустой разговор, но за этим стоит общепринятое понимание того, как надо себя вести, когда ты - просто тело.

17 Инсценировка гинекологического осмотра, поддерживающая несексуальную интерпретацию, подробно описана в статье Дж. М. Хенслина и М. А. Биггс (Henslin J. M., Biggs M. A. Dramaturgical desexualization: The sociology of the vaginal examination // Studies in the Sociology of Sex / Ed by James M. Henslin. New York: Appleton-Century-Crofts, 1971. Р. 243-272). Полезную трактовку этой темы можно найти также в статье Джоан Эмерсон. Она доказывает, что, хотя шутки во время гинекологического осмотра могут показаться слишком прямолинейными намеками на запретные темы, другие, более тонкие, средства позволяют участникам (и обязывают их) воздать должное немедицинским материям (например, "женской скромности"). Особенно интересен в этом отношении раздел об одновременной множественности "Я"-концепций. Статья Эмерсон весьма кстати напоминает нам, что применение одной схемы предполагает временное переключение в другую схему и никогда полностью не устраняет иного прочтения ситуации - скорее всего, дело обстоит именно так (Emerson J. P. Behavior in private places: Sustaining definitions of reality in gynecological examinations // Recent Sociology / Ed. by Hans Peter Dreitzel. NewYork: Macmillan, 1970. No 2. Р. 74-97).

18 См., например, статью Мориса Линдена: Linden M. E. Some psychological aspects of rescue breathing // American Journal of Nursing. I960. Vol. LX. Р. 971-974.

20 В книге Мэри Дуглас "Чистота и опасность" имеется следующее рассуждение: "Теперь мы подошли к обсуждению главного вопроса. Почему отправления тела символизируют опасность и власть? Почему думают, что стать колдуном можно лишь через кровопролитие, инцест, или людоедство? Почему думают, что искусство колдовства, заключающееся, главным образом, в умении манипулировать различными силами, сосредоточено на границах человеческого тела? Почему думают, что границы тела наделены особенной властью и представляют опасность? <…> Во-вторых, все границы таят опасность. Если они как-нибудь передвигаются, изменяется форма жизненного опыта. Всякая структура идей уязвима в пограничных областях. Поэтому мы должны ожидать, что отверстия тела должны символизировать особенно уязвимые его места. Все, что испускают эти отверстия, имеет явно пограничный характер. Слюна, кровь, молоко, моча, фекалии и слезы самим своим истечением пересекают границу тела. Сюда же относится телесная оболочка: кожа, ногти, срезанные волосы и пот. Ошибочно рассматривать границы тела в отрыве от других границ. Нет оснований отдавать первенство отношению индивида к собственному телу и его эмоциональному опыту перед его культурным и социальным опытом. В этом ключ к объяснению того, почему различные аспекты тела по-разному трактуются в ритуалах разных народов мира. В одних культурах менструации боятся, ибо видят в ней сигнал смертельной опасности; в других – ничего подобного нет. ... В одних культурах отбросы являются предметом каждодневной заботы, в других – ничего подобного нет. В одних культурах к экскрементам относятся с опаской, в других - шутливо. В Индии вареная пища и слюна рассматриваются как грязь, а бушмены прямо изо рта вынимают обильно смоченные слюной дынные семена чтобы прокалить их для еды" (Douglas M. Purity and danger. London: Routledge & Kegan Paul, 1966. P. 120-121; имеется русский перевод: Дуглас М. Чистота и опасность. М.: Канон-Пресс, 2000.)

21 Примером может послужить одна из этнических общностей островов Борнео. Взять под руку, обнять за шею друга или родственника того же пола вне определенных отношений инцеста - эти действия предназначены для установления границ дозволенных тактильных контактов в ситуациях социального действия. Влюбленные регулярно обозначают свой статус, гуляя на публике, обнявшись за талию. Для членов общины, которые не являются ни близкими родственниками, ни близкими друзьями, ни любовниками, подобная фамильярность недопустима, поскольку все эти формы поведения обозначают возможность близкого тактильного контакта. Прикосновения к телу допускаются между не состоящими в браке взрослыми представителями противоположных полов при обряде прорицания и исцеления колдуньей тяжелых больных. Во время прорицания и исцеления колдунья жестким пальпированием туловища и конечностей устанавливает местоположение болезни. При этом она, как правило, избегает зон, имеющих сексуальный смысл. Передача политической власти новому поколению через тактильные контакты не практикуется, хотя ритуально-магическая формула передачи чудодейственной силы старой колдуньи девочке-ученице может включать рукопожатие как символ того, что передача власти состоялась (Williams T. R. Cultural structuring of tactile experience in a Borneo society // American Anthropologist. LXVW. 1966. Р. 33-34).

22 См. Бергсон А. Смех. М.: Искусство, 1992. С. 48.

23 Там же. С. 93.

24 Там же. С. 42.

25 Я не утверждаю, что с социальной точки зрения в артефакты не встраивается никакой устойчивый смысл; просто конкретные обстоятельства привносят в ситуацию дополнительные смыслы. Гильзу от артиллерийского снаряда, пятилитровую банку и куски старой водопроводной трубы можно превратить из вышедших из употребления вещей в декоративную лампу, но их нынешняя ценность зависит от того, что они никогда не перестанут быть теми вещами, которыми были раньше. Если получится хорошо, то выйдет не просто лампа, а оригинальная лампа. В самом деле, можно забавляться тем, чтобы находить совершенно необычное применение вещам обычным, как это делают, например шутники, умудряющиеся играть на кнопочных телефонах несложные мелодии, что становится возможным просто потому, что каждая кнопка издает особый звук (Time, March 6, 1972).

Здесь я еще раз хотел бы сказать, что значение всякой вещи (или действия) является результатом социального определения, и это определение формируется на основе роли объекта в обществе. В узких сегментах социального взаимодействия эта роль может претерпеть некоторые изменения, но не может быть создана заново. Несомненно, значение любого объекта, как говорят сторонники прагматизма, порождается его использованием, но не пользователями. Короче говоря, гвозди забивают не только молотками.